Малов Сергей

Впечатления о Санкт-Петербурге. Есть один (а вполне допускаю, что и не один) исторический пласт, который не обозреваем. Этот пласт порой касается сознания в короткие мгновения тишины, когда сидишь на какой-нибудь скамейке, в отдаленном уголке парка, и всплывает Нечто. Представление о том, что был тут во времена оные и отдаленные, и теперь все, что окружает тебя так близко и хорошо знакомо. Как невесом это легкий ракурс неведения, который мыслью и чувством не связан с тем, что давно улетучилось и исчезло. Да, все связанное между собой антологией чувств и впечатлений, лежащее на поверхности и постепенно ускользающее туда, откуда и памятью никак не достать, все предпочтения, которые выстраивает сознание и нарративы ума, которые отвергаются, за недоказанностью, все эти изваяния улетучиваются в потоке времени. Санкт-Петербург в скрижалях будущего и Санкт-Петербург в прошлом. Здесь Пушкин, Гоголь, Достоевский, Герцен, Белинский, Короленко, Тургенев, Белый, Мережковский, Блок, Ахматова, и многие другие, все их повествования, поэзия, просто рассказы о Санкт-Петербурге - это ассоциативные восприятия места и времени. Во многом они схватывают эпоху, переносят на нее собственные чувства и получается во многом серая, и по обстоятельствам, драматичная или будничная картина. Радости и удовольствия в их повествованиях крайне мало, а что в них с избытком? Мистика обыденности, суета суетствий, миражная оригинальность петербургских зевак, массы людей униженных и оскорбленных, да еще особый характер каждой улицы и призрачная петербургская ночь. «Архитектура характеристична и оригинальна, но выражает бесхарактерность и безличность», - это у Достоевского. Или, скажем, у Блока: «Ночь, ледяная рябь канала, аптека, улица, фонарь». Типичность типажей, воздух полный пыли и копоти, холод пронизывающий, сумрак, «гулкий город, полный дрожи». Как-то так. Вспоминается, что в прошлые века, когда в городе было печное отопление, в воздухе действительно носились копоть и гарь, отсюда и возникла картинка вечной петербургской серости. Помимо печного отопления вдобавок еще и лошади. От них на улицах стоял специфический запах, а в воздухе клубилась жирная навозная пыль. Окна в зданиях не открывались, помещения не проветривались, были распространены болезни — чахотка и холера. Картина нерадостная и вполне пессимистичная. Вот так выглядел Петербург глазами многих наших писателей. Впрочем, некоторые авторы пытались выразить не только облик, но и душу Петербурга, как это сделал Николай Анциферов в книге «Душа Петербурга». Книга прекрасная, но разве можно выразить душу города на бумаге? Конечно, это невозможно. Да, книгу Анциферова можно читать с интересом, но это не о душе, а о чувствах. Спустя столетие многое изменилось. Петербург просветлел, печи и лошади исчезли (впрочем, конные статуи остались), появилось централизованное отопление, метро, авто и вело. Люди стали другими, одеваются иначе и вообще интересы сменились. Интересы стали расти вширь — путешествия, путешествия... «В лучезарных пространствах Святой России осуществлены прекраснейшие города — если к ним применимо вообще это слово. Для того, чтобы выразить величие просветленного мета — Петербурга, слов нет и не может быть на нашем языке, не приспособленном ни к чему трансреальному. Там, в облаках, на плавно-полыхающем пьедестале, мчится колосс на коне: я не знаю, из чего изваян памятник и как он мог быть сооружен. Это — не памятник, не монумент. Это эмблема великой идеи, указание на направление исторического пути». Даниил Андреев Поэтический ансамбль «Русские Боги», глава 7.

В Коломенском цветут яблоневые сады, в этом году на неделю раньше, чем обычно, погода прекрасная. Метро станция "Коломенская" открыли после ремонта, добираться просто. Удивительно благодатное место для прогулок, пробежек и медитаций.

Москва, Коломенское, вторая декада мая.

В среду мы с супругой были в кинотеатре и посмотрели фильм «Вызов». Фильм оставил прекрасное впечатление. Вечером долго не мог заснуть, подумывал сочинить что-нибудь в ура - патриотическом ключе об этом фильме и о своих впечатлениях. Но утром в четверг проснулся и понял, что патриотизм в общем-то здесь не нужен. Надо сочинять стих так, как пойдет (или придёт) первая начальная строка. А пришла первая строка следующим образом - «Выпал дождь, забрюхатилось небо». Не сказать, что очень уж мило, а тем более патриотично. Но что делать, что пришло, то и пошло в дело. В процессе сочинительства никогда не знаешь, что последует за первой строкой, что за второй и так далее. Тем более, на днях прошел первый долгожданный весенний дождик, природа воссияла после сухих деньков и заголосила. Знать этому началу и быть. Сегодня суббота, несколько часов тишины и получилось то, что получилось. Вот так и не иначе. Один день в апреле. Выпал дождь, забрюхатилось небо, Бриллианты развесив в траве, Мы всю жизнь принимаем плацебо, Чтобы ясность была в голове. Не про нас снимут ленту про космос, Не про нас пустит зритель слезу, И никто не возвысит свой голос, Просто так, не на мокром глазу. Вечность будет дежурить напрасно, Дожидаясь какой — нибудь трюк, С каждым годом становится ясно, Что мечты, эти, в общем-то глюк. Курс валют стал значительно выше, Но Европа нас манит к себе, Ах, как хочется летом в Париже Оказаться зажатым в толпе. И не думать об этом нет силы, А поверить в возможность нельзя, Но судьба это как-то сместила, Между строк, ненароком скользя. Мы все боремся с ней рукопашно, Как с французами в Бородино, Я, в итоге, сегодня бесстрашно... Отправляюсь с супругой в кино. На сеанс, что с утра в кинозале, Без рекламы, с анонсами все ж, Много трейлеров нам навязали Право, это смотреть невтерпеж. Нет, не стал покупать я попкорна, И напитки не стал выбирать, Два билета забрал я минорно, И пошли мы места занимать. В целом буднично вышло начало, К середине ж пронзила слеза, А концовка так громко кричала, Будто впрямь забодала коза. Наше дело, куражить перфоманс, Или мерять токсичностью фильтр, Состоялась премьера про космос, В главной роли снялась Пересильд. С чувством прожитым вышли из зала, Ах, как странно висит тишина... Ну, почто грань эмоций пронзала, Над планетная глубина? Все ревут, кто внутри, кто снаружи, И пытаются спрятать слова, Дайте нам хоть какой-нибудь стужи Чтоб остыла чуть-чуть голова. Жизнь обязана делать прививки Что рельеф превышает наук, Кто-то в космосе делает снимки, Кто-то прячет резервы в сундук. Вот и мы, небожители почвы, Что соседствуем рядом с травой, Днем работаем, прячемся ночью, И не плаваем вниз головой... Все ж слегка подкачали ботинки, На подъеме отчаянно жмут, Вышлю фото - апрельские снимки, К нам в окно залетел майский жук. За рекой встрепенулись лягушки, Нарушая приют тишины, Головою склоняюсь к подушке, Минул день, все дела решены. 29.04.2023г.

Вопросы. Я рифмой ворожу по теме изящных линий... «Загляни в собственную душу»,- Писал Младший Плиний. Взгляд замирает на столе И скользит далее, Это перпетуум - мобиле В ауре Италии. Два фужера, белая скатерть, Немыслимая жара. Приходится её терпеть В преддверии вечера. Тарелка с грибами и фетуччини Наверху списка блюд По этой, или иной причине Торчит здесь люд. Перед нами Пьяцца Навона - В собрании шорох примет, Бывшего здесь стадиона, Которого простыл след. Палаццо Памфили в стиле Барокко, церковь святой Агнессы, «Фонтан Четырех рек» Бернини, За полчаса до мессы. Толпы туристов и зевак, Картины, выставленные на продажу, Рождают легкий кавардак, С тенденцией к ажиотажу. Согласен, это выбор Италии, Втуне, или как там у них, Экспрессии и метания, Так близко для нас самих. Ворох впечатлений Усиливается небольшим промилле, Фабула дневных свершений - Пепперони на гриле. И нет причин удивляться Заглядывая в свой счет, В пору, мой друг, размяться, Повару - зачет! Движение — это жизнь В геометрии пространства, И как нам ни кажись, Это канун полцарства. Видимость тесноты Как в том пенале, С вечностью пустоты В оригинале. Есть тысячи причин Греметь октавой, Вопрос - почто мы здесь торчим? - Вид величавый. Взгляд завораживает объекты, Это кажется, или наоборот? Плюсквамперфекты* Зубрит народ. Вот так и пялимся, молча, Вытаращив глаза, Попутчики дня минувшего, В барельефы и в образа... Смотрящий и видимое едино Тысячи лет, Допустим, это прерогатива, То, в чем секрет? Это можно представить - Ого! Но выдать никак нельзя, Взгляд избегает главного, Всю жизнь скользя. Недремлющее Око вчерашнего Изучает всех нас, Как педагог, пришедших В первый класс. Корсия Агонале в перпендикуляре, «Фонтан Четырех рек»... Теснятся в узком футляре Который век... Все мы, в известном смысле, Вернемся сюда не раз, Чтобы развеять мысли В вечерний час. История красоты в содержании - Главная привилегия Рима Поставим знак восклицания Столице мира! * Плюсквамперфект — давнопрошедшее время: «позавтракать уж было собралась, да призадумалась». 26.04.2023г.

На этот театр мы все смотрим от рождения. И лучшего театра не придумаешь! Поскольку Шекспир и Достоевский отдыхают, остается только наслаждаться и удивляться тому, чего не выдумаешь и не опишешь словами..

20 апреля, ровно в 8 часов 43 минуты над Шириной горой на высоте 84,5 метра в направлении строго на север пролетели три клина гусей, на крыше Роговкина дома крякнула утка, и на телефон пришла СМС на 3000 р. бонусами от kariCLUD. Половодье пошло на убыль, вода в Клязьме упала почти на метр. Жизнь развивается стремительно, как и все остальное. Полностью сошел снег, и город стал наполняться теплом и тучами пыли. Цикл развития природы продолжает преподносить все неумолимое и закономерное в соответствии с задачами и планами. Время, при этом, многое итожит, множит, разгоняет и утюжит. Мир становится ближе и явственней. Стрелки часов, секунды, Движение по кругу - Застой, революция, бунты, Излишества с перепугу. Все это рисует облик Истории мимолетной, Где каждый — сегодня трагик, А завтра, глядишь — влюбленный... Различие между Розенгартеном и розенкрейцерами легко узнать в Википедии. В этом имеется определенное преимущество - не надо упорно копаться в книгах. Все для нас (для вас, масс и т.д.). А паблики, между прочим, можно заполнять всем, чем угодно, ну, или почти всем. Это грандиозно! Пионеры любят петь песни про синие ночи и взвивающие костры, бить в барабаны и маршировать в колоннах. Комсомольцы любят трудиться в колхозах и стройотрядах, люди с партбилетами хмурить брови, сплачивать пролетариат, напоминая о классовой борьбе с империалистами, а также строить грандиозные планы. Теперь планы выполнены и осуществились. Идейность под - остыла, вопросы остались. Гранитные мысли любят, Преподносить сюрпризы, Застигнут и мягко долбят В преддверии антрепризы. Поддернешь себя за хохму, И вмиг поскакали мысли... Зачем же тревожить Брахму? Ведь ты от природы лысый. Хохма - «мудрость» с иврита. Двадцать первый век, Эпоха развивающегося развития Всего. Куда не сунь нос — все в развитии. Дороги прокладываются, железобетон укладывается, поля распахиваются, торговля процветает. Жизнь качественно улучшается. Препоны есть, их много, но и они успешно преодолеваются. Скоро у Первой городской больницы откроется новый Перинатальный центр — стройка Века двадцатого, переходящего в двадцать первый! И все-таки, они его достроили! Скоро откроют, ждем. Помню, как в 2010 году на фасаде корпуса в предвыборные деньки в сторону Первомайского рынка вывесили портрет одного кандидата в МЭРы нашего города, размером 6 на 10 метров. Красиво смотрелась дама. Но не прошла. Не выбрали, а так старалась. Мы все стараемся быть кем-то. И не только в профессиональном плане... Но, уж тут как получится. Одни смотрят на запад, другие на восток. Саперы себе под ноги. Йоги — вовнутрь. Йога. Завязан в позу, бездыхан И на пределе, Ты всемогущий богдыхан В тщедушном теле. Сосредоточен в глубине И неподвижен, Снаружи выглядит вполне, Ты так возвышен! Летят минуты и часы, Проходит время, В висках седеют волосы, Лысеет темя. Но перспектива налицо, И это важно, Застынуть в позе мудреца Так эпатажно... Ну, невозможно это всё Смотреть по теле! Давай, попробуем додзё С тобой на деле. Ведь если станет горячо, Придет подмога, Не дрейфь, помогут, если Чо, Вся жизнь — йога. Додзё — (яп) место, где ищут путь.

Весна постепенно входит в свои права. Вскрылись малые реки и на Клязьме прошел ледоход. Появились первые чайки. Утки, ошалелые от дальнего перелета, ищут укромные места для обустройства гнезд. В лесу еще довольно снега, но он быстро тает. Сыро и влажно. Птицы начинают пробовать свои голоса, это покуда не весенний птичий оркестр. Но нет уже той прежней звенящей зимней тишины, нарушаемой лишь стуком дятла. Несмело пробивается первая трава. Солнечных деньков стало значительно больше, постепенно теплеет, наступил апрель. Сегодня сочинил первый весенний стих, который решил назвать «Из прошлой жизни». Почему из прошлой? Да, кто его знает. Это же не проза, а поэтические фантазии автора объяснять дело бесперспективное и ненужное. Что пришло, то и пришло. Из прошлой жизни. Запах весны и снега, Цвет — голубой циан, С легкого перебега Катится шарабан. Звездный рисунок свыше - Сириус — Орион, Из поднебесья слышим Праздничный перезвон. Слева леса и горы, Справа морской пейзаж, Пред восхищенным взором Сказка, почти мираж. В светло-зеленом платье, Неповторима ты, В мыслях мои объятия, В мыслях мои мечты... Время летучей прядью Перемещает зов, И замещает гладью Тайну забытых слов. Медленно расплываясь Движется горизонт И необъятна радость, Между эпох и зон. Вечность неуловима, Вихрь событий — миг, Время несется мимо, Глядь — ты уже старик. Все, что пришло — уходит, Перетирая в пыль, Прошлое где-то бродит, Под руку с нею быль. Взгляд устремляя в небо - Верится в волшебство, Пуще воды и хлеба - Звездное торжество. Радость от восприятия Божьего замысла, В вечнозеленом платье Благотворит весна. 02.04.2023г.

Каждому человеку дается то, что ему необходимо, жизнь так устроена. В итоге, все мы движемся вперед (никак не в плане бесчисленных передвижений по планете), к все большей Радости. А Радость, между прочим, можно обнаружить и в себе, при желании, конечно. Просто смотреть из глубины своего скафандра на любые мелочи и всполохи жизни и соотносить их с тем, что ты уже имеешь. Просто жить и радоваться.

Интересное время - весна, можно присесть на лавочку и любоваться окрестными пейзажами, можно поболтать о тарифах и платежах, можно отметить про себя, как стремительно летит время, а вообще, можно многое сделать. Главное - успеть. Время весной очень спрессовано, только что сошел снег, и на реке прошел ледоход, а вот - уже цветут яблони в саду и поют соловьи. У нас под окнами в пятидесяти метрах река Клязьма, по весне соловьи дают жару до двух часов ночи, когда только спят, неведомо. Если распогодится и на небе нет облаков, хорошо видны созвездия Ориона, Тельца, Большой Медведицы, Сириус, Венера с Юпитером - мы в открытом космосе. А соловьи не умолкают почти всю ночь, да, это весна... Можно вообще не закрывать балкон и не спать.

Земля новгородская. Весенние картинки.

20 марта, город Владимир. Весенняя погода, солнечно, небольшая облачность. Радостно, легкий ветерок, снег тает, капель и лужи, люди куда-то спешат, школьники на экскурсии, взрослые по магазинам, короче суета в природе и в народе...

Однако, весна. Дождались.

Запоздалая весна. Запоздалая весна держит в напряжении, То ли снова холода, то ли вод движение. Студит ветер поутру наши полушубки, Но мороз ведёт игру только ради шутки. Днём отпустит и весна царствует повсюду, Жизнь очнулась ото сна, повинуясь чуду. Важно водят тут и там хороводы кошки, У берёзки на ветвях тронулись серёжки, Нет, ещё не ручейки, но капель повсюду, И летят, летят снежки, не поймёшь откуда, Снежной бабе малый срок отвела природа, Скоро поплывёт снежок и пойдёт работа.

Вопрос - кто нибудь делал прививки перед поездкой в Индию?

Еще ничего не было ясно. Еще только все начиналось, но уже чувствовалось преддверие... Леонид Быков, застывший в раздумьях в бронзе. В бой идут одни старики? Да, нет и молодежи здесь хватало. Молодые энтузиасты, где вы сейчас? Поленницы дров, палатки, туман, сырость, запах мочи. Куда направит их история, завернутых во флаги энтузиастов-революционеров? Это они так себя называли. Радостные лица в перемешку с хмурыми и озабоченными. Демократия, или управляемы хаос? Лозунги, лозунги. Толпы народа в центре города, многие просто так, из интереса. Да, это расклад истории... Ничего нельзя было с этим поделать. У каждого народа свой путь. Новогодний Киев. «Поймите, нас всех задолбало!», - Не лозунг, а холод и дрожь, Но надо прожить здесь немало, Иначе, навряд ли поймешь. О чем эти гневные строчки И весь этот странный парад, Покрышки, мешки и колючка И флаги поверх баррикад. Призывно кричат транспаранты – Партийности вящий налет, И жёвтно-блакитные банты В петлицах таскает народ. «Свобода», «Удар», «Батькивщина», И с ними украинский «Рух», Но «Евросоюз» лишь причина, Которая треплет нам слух. Спецназ караулит подъезды, Как выходы в Евросоюз, От них в незалежное место Секретный имеется шлюз. Привидился в странном обличье Вечерний Крещатик, как там, Украинский вензель величья Теснился к рекламным щитам. Брусчатка на улицах в свалку, Под действием прутьев стальных, Излишне считать, что мне жалко, Разобранных здесь мостовых. Единственно жалко – культуры, Которая рухнула в хлам, Я видел все это с натуры, Иные из телепрограмм. Привычными стали «Майданы», Сюда и работать придешь, Поскольку вельможные паны Последний захапали грош. Палатки, костры, рефлексия, Застыли поленницы дров, Во всем «виновата» Россия Эпохи большевиков.

...догадался оставить для себя...

В детстве все воспринимается как-то иначе, чем во взрослой жизни. Однажды, примерно в двенадцатилетнем возрасте был в гостях у своего дяди 31 декабря. Так вот, за два часа до Нового года мне очень захотелось спать, пошел в отдельную комнату чуток вздремнуть, а проснулся в Новом году. И ведь не разбудили, а так хотелось встретить его! И сколько времени прошло, сколько Новых годов минуло, а ведь помнится этот случай. Я, рожденный в Советском Союзе, сделан я в СССР, ну, как в песне Газманова. В десятом классе смотрел в будущий 2000 год и прикидывал - как еще далеко до него, сколько еще годков — о-го-го! А сейчас смотрю на 2000 год уже из будущего в прошедшее — почти четверть века минуло, ну, и дела! Время стало более гибким — то сжимается, то разжимается, то в одну сторону, то в другую. В определенные моменты ощущение времени вскрывает отпечатки памяти, которые кажутся совсем рядом, а ведь сроки прошли, прямо скажем, немалые. Книги и путешествия — два момента, которые каждый год регламентируют время, которое тратится. Впрочем, слово «тратится» не совсем верно, скорее определяют уклад жизни, когда движение, взгляд и размышления от увиденного и прочитанного что-то меняют в собственных взглядах и стереотипах. Путешествия в 2022 году в горы в Архыз и Домбай, дважды в Кисловодск, а также в Казань. Горы — это уже традиция, ну, а поездка Казань долго откладывалась, но наконец состоялась. Из прочитанной художественной литературы упомяну Набокова «Другие берега», прозу Бродского, Салтыкова-Щедрина, «Записки старого петербуржца» Льва Успенского , из философии - Хайдеггера, Сартра, еще книги Шри Ауробиндо и Сатпрема. Также был Джойс и его книга «Улисс», но это отдельная тема. Внахлест ментальным стереотипам, книга эта совсем не для чтения. Может для исследования собственного уразумения, как знать. А перед Новым годом купил книгу Владимира Познера «Повод для оптимизма?», начал читать. На последней неделе декабря уходящего 2022 года просмотрели с супругой несколько известных фильмов Феллини, просто так, для понимания режиссерского взгляда на жизнь. Еще в планах — фильмы Соррентино, Антониони. Новогоднее выступление президента РФ — на заднем плане военные, значит год будет непростой, но все же что-то меняется, маховик раскручивается, выводы делаются. Для русских главное — чтобы телега сдвинулась с места и не скрипела во время движения по ухабам проселочной дороги. А для этого и оси колес надо смазывать и смотреть куда едешь. Парадокс в том, что все едино, но об этом немногие догадываются, и совсем малое число людей это знает точно. Мне подумалось, вот что - если бы каждый человек один раз в году догадался оставить для себя несколько строчек в предновогоднюю ночь, о чем он думал, что делал в минувшем году, и что планирует сделать в будущем, и так, делать свои записи в течение жизни из года в год. А потом, спустя время, скажем год или несколько лет, прочитал бы эти свои записи, поразмышлял бы над ними. О, как много интересных, поразительных открытий смог бы этот человек сделать, как много забавного, странного и удивительного увидеть в самом себе. Мир меняется вместе с человеком, и там, где пишется Всемирная история, пишется и история отдельного человека — отдельной нитью на гигантском полотне. Один рисунок, другой рисунок, меняются цвета, орнаменты, конфигурации, элементы. Меняется все, происходит это незаметно, но происходит. Будущее просматривается над рисунком ткани, в нитях ткани все хитро переплетено и ничего не понять. Почему происходит то или иное событие? В чем его необходимость? В конце концов — в чем необходимость твоей жизни?

Тема первой русской проблемы спустя десять лет. Первый стих был сочинен в 2006г., а этот в 2016г. Первая русская проблема. Заглядывая внутрь себя надолго, Как граф Толстой или Мишель Монтень, Мы все приходим с толком иль без толка, К такому выводу, что нам мешает лень. Да, мы б смогли подняться на вершины, На пьедестал подавно бы смогли, Но слабости в механике пружины От звездной пыли нас уберегли. Мы заразились не микробом – ленью, Устраивая тело на печи. Хотелось, что б по «щучьему велению» И что б приятно грели кирпичи. На всем налет ленивого парения, Мечтательности, глупости, вранья, Не впору нам прогресс и ускорение, У нас другие основания. В ленивой болтовне и жарких спорах С идейностью стоим на полюсах, Нам хорошо в чужих копаться норах С душевною мечтой на парусах. Сменяются века и поколения, Мы свято верим – это все враги, Они сырые завезли поленья, Наклеили чужие ярлыки. Ну, как же так, ломиться мимо двери, Куда же смотрят наши вожаки? Тут «геи» виноваты, там «евреи», А нынче вновь «коварные враги». Нам надо прекратить пустые прения, От клинописи мыслей тупики, В истории любого поколения Внедрялись не шпионы – дураки. Они в колодцах замутили воду, Наставили препонов – пруд пруди, Вот почему ленивится народу, Ведь дураков никак не обойти.

Снегопад. Который день колючий снег Старинный город заметает, Жизнь постепенно замирает, На улицах не слышен смех. Снуют прохожие, зеваки Исчезли и простые знаки Развесила кругом зима - В сугробах улицы, дома, На крышах длинные сосульки, Зимы прекрасные рисунки Встречаются то здесь, то там. Людей, спешащих по делам, Жизнь разрывает пополам, Их равнодушные портреты Глядят на зимние сюжеты. Кружатся, падают снежинки На тротуары, под ботинки, Скрипит, волнуется снежок, Попав под чей-то сапожок. На окнах выставки узоров, Причудливых, открытых взорам, В краях, подвергнутых раздорам И в небе все напополам: То валит снег, то вдруг просветы, То солнца редкие приветы, Приходят, удивляя нас. Вот в небе синеокий глаз, Среди косматых, серых туч Бросает свой прощальный луч. И снова снег метет местами, Равняя землю с небесами.

Рождество. Да, пять лет назад встреченное нами в Нидерландах. Время летит. Если отпустить воспоминания о давно минувшем, то можно сказать, что это было вчера. Страна велосипеда, коньков и футбола. У меня нет переживаний по "лично-европейскому" поводу. Хотя, как любитель вело и пеших прогулок, могу сказать, что Европа остается в этом плане не до открытой. Ну, и что с того? Все, что происходит необходимо - дистанцирование и тесные объятия, встречи и расставания, взгляд во вне и взгляд внутрь, праздники и будни, смех и слезы. А когда-нибудь мы проснемся и с удивлением отметим, какие же мы были удивительными не только для посторонних, но и для самих себя. О чем-то переживали, куда-то торопились, чего-то хотели. Слова складываются из мыслей и теряют смысл, тишина, как нам не хватает тишины.

Кострома. Неизвестный художник, портрет Неизвестной, Тихо капает время, замолкают слова. Захолустье - диагноз, от него нет лекарства, Это сонное царство мы зовем Кострома. На аллее признаний, что не имя, то царство, Здесь Михайло Романов и Борис Годунов, Из родильного дома – это тоже убранство, Смотрит в мир удивленно пара детских голов. Меж торговых рядов замер строгий Сусанин, На чужом постаменте тянет руку Ильич, С каланчою пожарной занимается пламя, То в закате весеннем полыхает кирпич. Что ни жизнь, то спектакль, наши роли серьезны, Но, случается, действом хороводит весна, Что-то князь Долгорукий удивительно грозный, Полагаю, что княже, недоволен весьма. Здесь одна «Сковородка» - площадь, точно наводка, От нее перспектива до молочной горы, Вниз, в заволжские дали смотрит строгий Сусанин, И в периметр подковы упираемся мы. Ах, как хочется в сани, да в заволжские дали, Окунуться в лесную и закатную синь, Костромские снегурки, поиграем ка в жмурки, Средь просторов манящих и белых пустынь. Кто живет в Аргентине, не поймет этой сини, В отдалении храмы, золотят купола. Белоснежный «Ипатий», круг небесных объятий, Вечер, звонят колокола…

Первая русская проблема. К чему блуждания ума, К чему заботы и тревоги, Как ни крути, судьба одна - Все все равно протянут ноги. Потуги бренного ума И мыслей странные подскоки Исчезнут и сравняют сроки Незавершенные дела. Парадоксальный русский ум - При спорах он огнеопасен, В раздумьях хмур, В словах неясен, Расставив всё на полюсах И сдвинув стрелки на часах, Он просыпается тотчас, Когда ударит русский час. За интересом жнёт идею, А мог бы и наоборот, Любую нужную затею По кругу пустит, хоть не жмот, Он правду ищет, как Сусанин И судит тех, кто виноват, Он море черпает трусами, Что по колено, очень рад, Когда в работе перекуры, Что делать, в этом часть натуры, И если ты ему не брат, То будь хотя бы кум иль сват. Парадоксальный русский ум, Встревоженный от тяжких дум, Он может стать весьма опасен, Системный взор его неясен, Он может шапкой закидать, Или позорно отступать, Заманивая в сеть сардины – В нем нет стабильной середины. Он путь проложит ближе к краю, Он вглубь нырнёт, зацепит дно, Не жаждет он земного Рая, В нем лед и пламень заодно. Не любит он любые сроки, Но если подвезет шлея, Промчит он по любой дороге, Где есть хотя бы колея. Всегда к чему-то неготовый, Он, вместе с тем, всегда готов Откликнуться на чей-то зов, Найти в себе источник новый. По странной прихоти природы Он так устроен. От породы Его не жди благоустройства, Там, где он был одни расстройства.

Где-то крестьянин торжествует, а где-то - в середине лето. Привыкаем ко всему, не сразу, но привыкаем. Так человек устроен. Совсем недавно слушали пение птиц, томились от жары, вдыхали ароматы осени. И вот настала иная пора. Пора итоговая и пред - начертательная одновременно. Холода, ветер. Средняя скорость передвижения и пройденный километраж за неделю начали снижаться. Мысль сворачивается от полета фантазий к литературе, но там тоже фантазий хватает. Вопрос, что читать. Белый и серые цвета преобладают, иногда, когда солнце не заслоняют облака, еще и голубой цвет. Будущее, настоящее и прошедшее сближаются именно зимой и растворяются в сонной забывчивости, особенно, когда лежишь на жарко натопленной деревенской печи, под боком пара котов, пахнет сеном, сухим луком, овечьей шерстью и еще чем-то из далекого-далекого детства..

Постмодернизм в литературе. Коан для интеллектуалов. Можно ли отыскать черную точку на черном квадрате? Впрочем, над этим вопросом можно особо и не задумываться. Любой коан предназначен для психологического импульса, а не для интеллектуального итого. Полагаю, что для ответа «не на вопрос», а скорее для психологического импульса можно попробовать прочитать одну известную книгу — автор которой Джеймс Джойс, книга называется «Улисс». Попытка, не пытка, это всем хорошо известно. Хотя в нашем случае, так и не скажешь. Мучительно, для большинства, без интереса для меньшинства, но в любом случае чтение с напрягом... «Перед читателем — роман века», как выразился в комментариях к роману один из его переводчиков Сергей Сергеевич Хоружий. Роман века двадцатого... Впрочем, Хоружий участвовал не только в переводе «Улисса» на русский язык, но и написал прекрасную книгу - «Улисс» в русском зазеркалье», которая дает представления читателю о чем, собственно говоря, идет речь. Ну, что ж - «Эта книга - лунный камень, заброшенный в нашу литературу», пишет Стефан Цвейг. И с этим мнением, пожалуй, следует согласиться. Но тут, как говорится, не все за. Далеко не все. По всей видимости, даже спустя сотню лет после публикации книги, тех, кто «Улисс» не принял, значительно больше, тех, кто отнесся к этой книге благосклонно. Бернард Шоу, Герберт Уэллс, Вирджиния Вульф, Карл Густав Юнг, Уильям Йейтс книгу отнюдь не приветствовали, и это список можно продолжать и продолжать. Почему? Да, собственно говоря, начните читать «Улисс» и все поймете сами. Но лучше начинать не с «Улисс», а с подготовки-тренировки. Можно не сомневаться, что с юношеским разрядом ехать на чемпионат мира все-таки не следует. Поэтому, к чтению книги следует подготовиться как следует. И здесь, упомянутая книга С. Хоружего, вполне достойный подготовительный трекинг-ориентир. Но прежде нее, надо познакомиться с отзывом всемирно известного психиатра К. Юнга «Монолог «Улисса», он короче, и по мнению Умберто Эко, «входит в число самых блистательных высказываний о теоретическом значении «Улисса», потому что он чужд всяким литературным исследованиям». Приведу здесь одну цитату К.Юнга из «Монолога «Улисса»: «Должно быть существует целое сообщество модернистов, настолько многочисленное, что умудрилось переварить десять переизданий «Улисса», начиная с 1922г. Книга должна была означать многое для них, точнее даже открыла для них нечто до того неведомое. Она не нагоняет на них тоску, а наоборот, помогает, освежает, советует, перевоспитывает, Ясное дело, каким-то образом она оказывается в желанном положении, потому что в противном случае только черная ненависть могла бы заставить читателя пройти весь путь от стр.1 до стр.735 с неотступным вниманием и при полном отсутствии признаков дремоты». Что тут комментировать? Вот так, во всяком случае, после предварительной подготовки, вы должны ясно осознать, что книга непростая и чтение предстоит отнюдь не захватывающим. Да, вот еще один нюанс, самый главный. «Текст Джойса не — письмо, которое не — для — чтения», - это мнение переводчика книги С. Хоружего. Тогда для чего эта книга? Книга эта, можно сказать, для читательского эксперимента, для проверки коммуникабельности к запутанной текстуальной форме и вообще, для воспитания стойкости восприятия к новому. Как говорил Самюэль Беккет, «здесь форма есть содержание и трекинг восприятия должны быть обращен к зрительной и слуховой стороне текста». Книгу надо слушать и смотреть. Да, текст «Улисс» не преследует цели коммуникации, скорее наоборот, он со своим самоускользающим письмом, а стратегия Джойса — это стратегия ускользания и размытое письмо, не способствует увлечению читателя романом. Джойс сознательно порвал своей книгой с двухсотлетней традицией английского романа. И выдал нечто доселе невиданное в литературе: «Творец отдал творчеству все, самоопустошившись до дна», - С. Хоружий. Следует отметить, что годы учебы молодого Джойса проходили в иезуитских колледжах, там он вобрал культуру схоластики и его манера письма выразилась в склонность казуистике и запутанности — все это черты иезуитской школы ума. И «Улисс» прекрасный образчик схоластики. Его рассказ о жизни героя — мистера Леопольда Блума, мелкого рекламного агента, еврея по национальности в его Одиссее через город Дублин 16 июня 1904 года, это всего лишь нить, на которую нанизаны многочисленные амплитуды человеческого эгоцентризма и нарциссизма. Открываемый Джойсом мир - это мир литературной формы в своем фрагментарно-фигуральном присутствии, это мир иронии, пародии, комизма, сарказма. Джойс синхронизировал события, действия героев, предметы, последовательно переводя их из одной части книги в следующую, уплотняя и без того плотное содержание. Чересполосица и свистопляска событий, метафизика относительности, в итоге — разрушение классического образа мира. Мысль скачет, обрывки, связи, короткие предложения. Один день интеллектуальной перепрыжки Леопольда Блума с кочки на кочку в Дублине. Ход мыслей предполагается исследовать под микроскопом. И тут можно провести определеную параллель с Марселем Прустом и его книгой «В поисках утраченного времени», где Пруст исследует мир чувственный. Его аналитика чувств максимально растянута во времени, события почти не развиваются, герой постоянно находится внутри себя. Пруст намеренно дает возможность проследить и изучить проблематику — объекты исследования - наваждения, он «ковыряется» в них, снимает одну оболочку за другой, постепенно избавляясь от влияния чувственного обмана. Такова авторская задумка. Книга прекрасная, но, по мнению Бориса Поплавского: «Между Джойсом и Прустом такая же разница, как между болью от ожога и рассказом о ней». Поэтому, несмотря на то, что читать книги Пруста довольно сложно, читать их все же значительно легче, чем читать «Улисс». Джойс в «Улиссе» отображает движение мыслей — иллюзий в потоке времени, вводя в содержание книги внутренние монологи героев — Стивена, Блума, Молли.... Принцип потока сознания не является открытием Джойса, но в своем романе он воспользовался этим приемом сполна. Прочитав несколько страниц «Улисса» перестаешь понимать какую-либо связь между тем, что читаешь и тем, что читал пять минут назад. Поскольку автор взялся донести до читателя интеллектуальный мир во всей его скачкообразности — то держите! Это внутричерепное путешествие или головоломка? И здесь следует сказать, что фокусировка внимания на тексте для осмысления изложенного автором не помогает. От слова совсем. Любой человек мыслит в потоке информационного «облака мыслей»; не он мыслит, а мысль в нем существует, и стоит только внимательно за этим потоком понаблюдать. Одна мысль, другая, третья — мир интересов, привязанностей, озабоченностей.Невозможно даже на короткий срок задержать внимание на чем-то одном. Неважно на чем, хотя бы на отдельном слове или на конкретной цифре. То же и у Джойса. Возникновение и исчезновение, хаотичное и обусловленное, насыщенное, плотное, порой, не связанное с тем или иным. Стена слов комбинатора слов. Так и хочется приклеить ярлык - «театр абсурда». «Махабхарата мировой тщеты и мерзости» по Юнгу. Внимание отключается, смысл не улавливается, тема даже если и акцентируется, но в дальнейшем выпадает из общего контекста. Интеллектуальный модернизм и постмодернизм пылающего рассудка, обуза слово-содержания. Тантрическая подпрессовка фокуса внимания в сумбурной многозначности, среди бесконечных отвлечений по пустякам. Джойс намеренно пускается в длительные рассуждения по пустякам и остается краток в чем-либо важном. Это прием контрастного письма, предельно сжатый и предельно растянутый. Джойс ограничивается описанием событий, но очень детально подходит к описанию предметов — гиперописанию вещей, вводит в текст гиперперечни святых, титулов, гильдий, свойств водной стихии и т.д. Тестирование на внимательность и усидчивость читателей. Для исследования интеллекта эта книга вполне подходит. Здесь и спонтанное перемещение внимания, сканирующее, либо увлекающееся, здесь и внешний раздражитель и быстро перемещающееся периферийное осознание, спонтанное движение блуждающего ума. Процесс чтения любой художественной книги рассчитан на раскрытие сюжета, интересной фабулы, интриги, определенной идеи и истории, заложенного в тексте смысла и содержания, правды и вымысла. Рассчитывать на что-то захватывающее в «Улиссе» не приходится. Нарезка событий, толчея фактов, мысленные шараханья, подражание событийному и эмоциональному, интеллектуальный снобизм. Гигантизм и гипертрофирование ментальной парадигмы, со множеством неологизмов и деформацией языка, зачастую с пренебрежением пунктуацией. Здесь и Фрейд, блуждающий в умах, и Босх с метафорами человеческой алчности, и экстремизм, и пупковедение, и ипохондрия, и страсти-мордасти. Как со всем этим «вжиться»? В «Лекциях о зарубежной литературе», Владимир Набоков дал подробное изложение хода событий в «Улиссе», вживание для студенческой среды, может подойти и для любого читателя. «Сдал «Сопромат» - можно жениться», - своеобразная присказка у студентов технического вуза. Что делать, тем, кто прочитает «Улисс» до конца, не ясно. Даже предположить не могу, и в голову никак не идет. Подвох на интеллектуальном плане может показаться сложнее как для технаря, так и для гуманитария. Образование здесь не поможет, якорь внимания, который опускается в пространство мыслетворчества Джойса поднимает слишком мутное облако головоломок... Только не подумайте, что я занимался критикой «Улисса», отнюдь, отнюдь. Повседневная жизнь человека в основном имеет разную ступень притупленности и невнимательности, которая прерывается сном. Здесь необходимо еще раз обратиться к Юнгу: «Бытие мира состоит из раз и навсегда заведенной повседневности, шутовской пляски, увлекающей людей на часы, месяцы, недели» («Монолог «Улисса»). «Улисс» это, как раз, та самая шутовская пляска повседневности, только возведенная в квадрат. В квадрат геометрический. В начале нашего рассказа, задавшись вопросом — можно ли отыскать черную точку на черном квадрате, мы предложили прочесть «Улисс». Откуда такая связь? У Джойса главное число мироздания — это четверка, и это неспроста, «Улисс» - это авторский взгляд на мир повседневности, и это сообщение автора являет грустную картину. Юнг писал, что «Улисс» заслуживает звание наиболее патологичного явления во всем искусстве модернизма. Он «кубистичен» в самом глубоком смысле, поскольку лишает реальности наиболее сложную картину действительности, делая основным тоном произведения меланхолию абстрактной объективности. И здесь форма значительно глубже по смыслу, чем содержание. Подходит ли для нашего случая микроскоп, чтобы разыскать ту самую черную точку на черном квадрате? Не думаю. Картина в целом говорит сама за себя.