Малов Сергей

В детстве все воспринимается как-то иначе, чем во взрослой жизни. Однажды, примерно в двенадцатилетнем возрасте был в гостях у своего дяди 31 декабря. Так вот, за два часа до Нового года мне очень захотелось спать, пошел в отдельную комнату чуток вздремнуть, а проснулся в Новом году. И ведь не разбудили, а так хотелось встретить его! И сколько времени прошло, сколько Новых годов минуло, а ведь помнится этот случай. Я, рожденный в Советском Союзе, сделан я в СССР, ну, как в песне Газманова. В десятом классе смотрел в будущий 2000 год и прикидывал - как еще далеко до него, сколько еще годков — о-го-го! А сейчас смотрю на 2000 год уже из будущего в прошедшее — почти четверть века минуло, ну, и дела! Время стало более гибким — то сжимается, то разжимается, то в одну сторону, то в другую. В определенные моменты ощущение времени вскрывает отпечатки памяти, которые кажутся совсем рядом, а ведь сроки прошли, прямо скажем, немалые. Книги и путешествия — два момента, которые каждый год регламентируют время, которое тратится. Впрочем, слово «тратится» не совсем верно, скорее определяют уклад жизни, когда движение, взгляд и размышления от увиденного и прочитанного что-то меняют в собственных взглядах и стереотипах. Путешествия в 2022 году в горы в Архыз и Домбай, дважды в Кисловодск, а также в Казань. Горы — это уже традиция, ну, а поездка Казань долго откладывалась, но наконец состоялась. Из прочитанной художественной литературы упомяну Набокова «Другие берега», прозу Бродского, Салтыкова-Щедрина, «Записки старого петербуржца» Льва Успенского , из философии - Хайдеггера, Сартра, еще книги Шри Ауробиндо и Сатпрема. Также был Джойс и его книга «Улисс», но это отдельная тема. Внахлест ментальным стереотипам, книга эта совсем не для чтения. Может для исследования собственного уразумения, как знать. А перед Новым годом купил книгу Владимира Познера «Повод для оптимизма?», начал читать. На последней неделе декабря уходящего 2022 года просмотрели с супругой несколько известных фильмов Феллини, просто так, для понимания режиссерского взгляда на жизнь. Еще в планах — фильмы Соррентино, Антониони. Новогоднее выступление президента РФ — на заднем плане военные, значит год будет непростой, но все же что-то меняется, маховик раскручивается, выводы делаются. Для русских главное — чтобы телега сдвинулась с места и не скрипела во время движения по ухабам проселочной дороги. А для этого и оси колес надо смазывать и смотреть куда едешь. Парадокс в том, что все едино, но об этом немногие догадываются, и совсем малое число людей это знает точно. Мне подумалось, вот что - если бы каждый человек один раз в году догадался оставить для себя несколько строчек в предновогоднюю ночь, о чем он думал, что делал в минувшем году, и что планирует сделать в будущем, и так, делать свои записи в течение жизни из года в год. А потом, спустя время, скажем год или несколько лет, прочитал бы эти свои записи, поразмышлял бы над ними. О, как много интересных, поразительных открытий смог бы этот человек сделать, как много забавного, странного и удивительного увидеть в самом себе. Мир меняется вместе с человеком, и там, где пишется Всемирная история, пишется и история отдельного человека — отдельной нитью на гигантском полотне. Один рисунок, другой рисунок, меняются цвета, орнаменты, конфигурации, элементы. Меняется все, происходит это незаметно, но происходит. Будущее просматривается над рисунком ткани, в нитях ткани все хитро переплетено и ничего не понять. Почему происходит то или иное событие? В чем его необходимость? В конце концов — в чем необходимость твоей жизни?

Тема первой русской проблемы спустя десять лет. Первый стих был сочинен в 2006г., а этот в 2016г. Первая русская проблема. Заглядывая внутрь себя надолго, Как граф Толстой или Мишель Монтень, Мы все приходим с толком иль без толка, К такому выводу, что нам мешает лень. Да, мы б смогли подняться на вершины, На пьедестал подавно бы смогли, Но слабости в механике пружины От звездной пыли нас уберегли. Мы заразились не микробом – ленью, Устраивая тело на печи. Хотелось, что б по «щучьему велению» И что б приятно грели кирпичи. На всем налет ленивого парения, Мечтательности, глупости, вранья, Не впору нам прогресс и ускорение, У нас другие основания. В ленивой болтовне и жарких спорах С идейностью стоим на полюсах, Нам хорошо в чужих копаться норах С душевною мечтой на парусах. Сменяются века и поколения, Мы свято верим – это все враги, Они сырые завезли поленья, Наклеили чужие ярлыки. Ну, как же так, ломиться мимо двери, Куда же смотрят наши вожаки? Тут «геи» виноваты, там «евреи», А нынче вновь «коварные враги». Нам надо прекратить пустые прения, От клинописи мыслей тупики, В истории любого поколения Внедрялись не шпионы – дураки. Они в колодцах замутили воду, Наставили препонов – пруд пруди, Вот почему ленивится народу, Ведь дураков никак не обойти.

Снегопад. Который день колючий снег Старинный город заметает, Жизнь постепенно замирает, На улицах не слышен смех. Снуют прохожие, зеваки Исчезли и простые знаки Развесила кругом зима - В сугробах улицы, дома, На крышах длинные сосульки, Зимы прекрасные рисунки Встречаются то здесь, то там. Людей, спешащих по делам, Жизнь разрывает пополам, Их равнодушные портреты Глядят на зимние сюжеты. Кружатся, падают снежинки На тротуары, под ботинки, Скрипит, волнуется снежок, Попав под чей-то сапожок. На окнах выставки узоров, Причудливых, открытых взорам, В краях, подвергнутых раздорам И в небе все напополам: То валит снег, то вдруг просветы, То солнца редкие приветы, Приходят, удивляя нас. Вот в небе синеокий глаз, Среди косматых, серых туч Бросает свой прощальный луч. И снова снег метет местами, Равняя землю с небесами.

Рождество. Да, пять лет назад встреченное нами в Нидерландах. Время летит. Если отпустить воспоминания о давно минувшем, то можно сказать, что это было вчера. Страна велосипеда, коньков и футбола. У меня нет переживаний по "лично-европейскому" поводу. Хотя, как любитель вело и пеших прогулок, могу сказать, что Европа остается в этом плане не до открытой. Ну, и что с того? Все, что происходит необходимо - дистанцирование и тесные объятия, встречи и расставания, взгляд во вне и взгляд внутрь, праздники и будни, смех и слезы. А когда-нибудь мы проснемся и с удивлением отметим, какие же мы были удивительными не только для посторонних, но и для самих себя. О чем-то переживали, куда-то торопились, чего-то хотели. Слова складываются из мыслей и теряют смысл, тишина, как нам не хватает тишины.

Кострома. Неизвестный художник, портрет Неизвестной, Тихо капает время, замолкают слова. Захолустье - диагноз, от него нет лекарства, Это сонное царство мы зовем Кострома. На аллее признаний, что не имя, то царство, Здесь Михайло Романов и Борис Годунов, Из родильного дома – это тоже убранство, Смотрит в мир удивленно пара детских голов. Меж торговых рядов замер строгий Сусанин, На чужом постаменте тянет руку Ильич, С каланчою пожарной занимается пламя, То в закате весеннем полыхает кирпич. Что ни жизнь, то спектакль, наши роли серьезны, Но, случается, действом хороводит весна, Что-то князь Долгорукий удивительно грозный, Полагаю, что княже, недоволен весьма. Здесь одна «Сковородка» - площадь, точно наводка, От нее перспектива до молочной горы, Вниз, в заволжские дали смотрит строгий Сусанин, И в периметр подковы упираемся мы. Ах, как хочется в сани, да в заволжские дали, Окунуться в лесную и закатную синь, Костромские снегурки, поиграем ка в жмурки, Средь просторов манящих и белых пустынь. Кто живет в Аргентине, не поймет этой сини, В отдалении храмы, золотят купола. Белоснежный «Ипатий», круг небесных объятий, Вечер, звонят колокола…

Первая русская проблема. К чему блуждания ума, К чему заботы и тревоги, Как ни крути, судьба одна - Все все равно протянут ноги. Потуги бренного ума И мыслей странные подскоки Исчезнут и сравняют сроки Незавершенные дела. Парадоксальный русский ум - При спорах он огнеопасен, В раздумьях хмур, В словах неясен, Расставив всё на полюсах И сдвинув стрелки на часах, Он просыпается тотчас, Когда ударит русский час. За интересом жнёт идею, А мог бы и наоборот, Любую нужную затею По кругу пустит, хоть не жмот, Он правду ищет, как Сусанин И судит тех, кто виноват, Он море черпает трусами, Что по колено, очень рад, Когда в работе перекуры, Что делать, в этом часть натуры, И если ты ему не брат, То будь хотя бы кум иль сват. Парадоксальный русский ум, Встревоженный от тяжких дум, Он может стать весьма опасен, Системный взор его неясен, Он может шапкой закидать, Или позорно отступать, Заманивая в сеть сардины – В нем нет стабильной середины. Он путь проложит ближе к краю, Он вглубь нырнёт, зацепит дно, Не жаждет он земного Рая, В нем лед и пламень заодно. Не любит он любые сроки, Но если подвезет шлея, Промчит он по любой дороге, Где есть хотя бы колея. Всегда к чему-то неготовый, Он, вместе с тем, всегда готов Откликнуться на чей-то зов, Найти в себе источник новый. По странной прихоти природы Он так устроен. От породы Его не жди благоустройства, Там, где он был одни расстройства.

Где-то крестьянин торжествует, а где-то - в середине лето. Привыкаем ко всему, не сразу, но привыкаем. Так человек устроен. Совсем недавно слушали пение птиц, томились от жары, вдыхали ароматы осени. И вот настала иная пора. Пора итоговая и пред - начертательная одновременно. Холода, ветер. Средняя скорость передвижения и пройденный километраж за неделю начали снижаться. Мысль сворачивается от полета фантазий к литературе, но там тоже фантазий хватает. Вопрос, что читать. Белый и серые цвета преобладают, иногда, когда солнце не заслоняют облака, еще и голубой цвет. Будущее, настоящее и прошедшее сближаются именно зимой и растворяются в сонной забывчивости, особенно, когда лежишь на жарко натопленной деревенской печи, под боком пара котов, пахнет сеном, сухим луком, овечьей шерстью и еще чем-то из далекого-далекого детства..

Постмодернизм в литературе. Коан для интеллектуалов. Можно ли отыскать черную точку на черном квадрате? Впрочем, над этим вопросом можно особо и не задумываться. Любой коан предназначен для психологического импульса, а не для интеллектуального итого. Полагаю, что для ответа «не на вопрос», а скорее для психологического импульса можно попробовать прочитать одну известную книгу — автор которой Джеймс Джойс, книга называется «Улисс». Попытка, не пытка, это всем хорошо известно. Хотя в нашем случае, так и не скажешь. Мучительно, для большинства, без интереса для меньшинства, но в любом случае чтение с напрягом... «Перед читателем — роман века», как выразился в комментариях к роману один из его переводчиков Сергей Сергеевич Хоружий. Роман века двадцатого... Впрочем, Хоружий участвовал не только в переводе «Улисса» на русский язык, но и написал прекрасную книгу - «Улисс» в русском зазеркалье», которая дает представления читателю о чем, собственно говоря, идет речь. Ну, что ж - «Эта книга - лунный камень, заброшенный в нашу литературу», пишет Стефан Цвейг. И с этим мнением, пожалуй, следует согласиться. Но тут, как говорится, не все за. Далеко не все. По всей видимости, даже спустя сотню лет после публикации книги, тех, кто «Улисс» не принял, значительно больше, тех, кто отнесся к этой книге благосклонно. Бернард Шоу, Герберт Уэллс, Вирджиния Вульф, Карл Густав Юнг, Уильям Йейтс книгу отнюдь не приветствовали, и это список можно продолжать и продолжать. Почему? Да, собственно говоря, начните читать «Улисс» и все поймете сами. Но лучше начинать не с «Улисс», а с подготовки-тренировки. Можно не сомневаться, что с юношеским разрядом ехать на чемпионат мира все-таки не следует. Поэтому, к чтению книги следует подготовиться как следует. И здесь, упомянутая книга С. Хоружего, вполне достойный подготовительный трекинг-ориентир. Но прежде нее, надо познакомиться с отзывом всемирно известного психиатра К. Юнга «Монолог «Улисса», он короче, и по мнению Умберто Эко, «входит в число самых блистательных высказываний о теоретическом значении «Улисса», потому что он чужд всяким литературным исследованиям». Приведу здесь одну цитату К.Юнга из «Монолога «Улисса»: «Должно быть существует целое сообщество модернистов, настолько многочисленное, что умудрилось переварить десять переизданий «Улисса», начиная с 1922г. Книга должна была означать многое для них, точнее даже открыла для них нечто до того неведомое. Она не нагоняет на них тоску, а наоборот, помогает, освежает, советует, перевоспитывает, Ясное дело, каким-то образом она оказывается в желанном положении, потому что в противном случае только черная ненависть могла бы заставить читателя пройти весь путь от стр.1 до стр.735 с неотступным вниманием и при полном отсутствии признаков дремоты». Что тут комментировать? Вот так, во всяком случае, после предварительной подготовки, вы должны ясно осознать, что книга непростая и чтение предстоит отнюдь не захватывающим. Да, вот еще один нюанс, самый главный. «Текст Джойса не — письмо, которое не — для — чтения», - это мнение переводчика книги С. Хоружего. Тогда для чего эта книга? Книга эта, можно сказать, для читательского эксперимента, для проверки коммуникабельности к запутанной текстуальной форме и вообще, для воспитания стойкости восприятия к новому. Как говорил Самюэль Беккет, «здесь форма есть содержание и трекинг восприятия должны быть обращен к зрительной и слуховой стороне текста». Книгу надо слушать и смотреть. Да, текст «Улисс» не преследует цели коммуникации, скорее наоборот, он со своим самоускользающим письмом, а стратегия Джойса — это стратегия ускользания и размытое письмо, не способствует увлечению читателя романом. Джойс сознательно порвал своей книгой с двухсотлетней традицией английского романа. И выдал нечто доселе невиданное в литературе: «Творец отдал творчеству все, самоопустошившись до дна», - С. Хоружий. Следует отметить, что годы учебы молодого Джойса проходили в иезуитских колледжах, там он вобрал культуру схоластики и его манера письма выразилась в склонность казуистике и запутанности — все это черты иезуитской школы ума. И «Улисс» прекрасный образчик схоластики. Его рассказ о жизни героя — мистера Леопольда Блума, мелкого рекламного агента, еврея по национальности в его Одиссее через город Дублин 16 июня 1904 года, это всего лишь нить, на которую нанизаны многочисленные амплитуды человеческого эгоцентризма и нарциссизма. Открываемый Джойсом мир - это мир литературной формы в своем фрагментарно-фигуральном присутствии, это мир иронии, пародии, комизма, сарказма. Джойс синхронизировал события, действия героев, предметы, последовательно переводя их из одной части книги в следующую, уплотняя и без того плотное содержание. Чересполосица и свистопляска событий, метафизика относительности, в итоге — разрушение классического образа мира. Мысль скачет, обрывки, связи, короткие предложения. Один день интеллектуальной перепрыжки Леопольда Блума с кочки на кочку в Дублине. Ход мыслей предполагается исследовать под микроскопом. И тут можно провести определеную параллель с Марселем Прустом и его книгой «В поисках утраченного времени», где Пруст исследует мир чувственный. Его аналитика чувств максимально растянута во времени, события почти не развиваются, герой постоянно находится внутри себя. Пруст намеренно дает возможность проследить и изучить проблематику — объекты исследования - наваждения, он «ковыряется» в них, снимает одну оболочку за другой, постепенно избавляясь от влияния чувственного обмана. Такова авторская задумка. Книга прекрасная, но, по мнению Бориса Поплавского: «Между Джойсом и Прустом такая же разница, как между болью от ожога и рассказом о ней». Поэтому, несмотря на то, что читать книги Пруста довольно сложно, читать их все же значительно легче, чем читать «Улисс». Джойс в «Улиссе» отображает движение мыслей — иллюзий в потоке времени, вводя в содержание книги внутренние монологи героев — Стивена, Блума, Молли.... Принцип потока сознания не является открытием Джойса, но в своем романе он воспользовался этим приемом сполна. Прочитав несколько страниц «Улисса» перестаешь понимать какую-либо связь между тем, что читаешь и тем, что читал пять минут назад. Поскольку автор взялся донести до читателя интеллектуальный мир во всей его скачкообразности — то держите! Это внутричерепное путешествие или головоломка? И здесь следует сказать, что фокусировка внимания на тексте для осмысления изложенного автором не помогает. От слова совсем. Любой человек мыслит в потоке информационного «облака мыслей»; не он мыслит, а мысль в нем существует, и стоит только внимательно за этим потоком понаблюдать. Одна мысль, другая, третья — мир интересов, привязанностей, озабоченностей.Невозможно даже на короткий срок задержать внимание на чем-то одном. Неважно на чем, хотя бы на отдельном слове или на конкретной цифре. То же и у Джойса. Возникновение и исчезновение, хаотичное и обусловленное, насыщенное, плотное, порой, не связанное с тем или иным. Стена слов комбинатора слов. Так и хочется приклеить ярлык - «театр абсурда». «Махабхарата мировой тщеты и мерзости» по Юнгу. Внимание отключается, смысл не улавливается, тема даже если и акцентируется, но в дальнейшем выпадает из общего контекста. Интеллектуальный модернизм и постмодернизм пылающего рассудка, обуза слово-содержания. Тантрическая подпрессовка фокуса внимания в сумбурной многозначности, среди бесконечных отвлечений по пустякам. Джойс намеренно пускается в длительные рассуждения по пустякам и остается краток в чем-либо важном. Это прием контрастного письма, предельно сжатый и предельно растянутый. Джойс ограничивается описанием событий, но очень детально подходит к описанию предметов — гиперописанию вещей, вводит в текст гиперперечни святых, титулов, гильдий, свойств водной стихии и т.д. Тестирование на внимательность и усидчивость читателей. Для исследования интеллекта эта книга вполне подходит. Здесь и спонтанное перемещение внимания, сканирующее, либо увлекающееся, здесь и внешний раздражитель и быстро перемещающееся периферийное осознание, спонтанное движение блуждающего ума. Процесс чтения любой художественной книги рассчитан на раскрытие сюжета, интересной фабулы, интриги, определенной идеи и истории, заложенного в тексте смысла и содержания, правды и вымысла. Рассчитывать на что-то захватывающее в «Улиссе» не приходится. Нарезка событий, толчея фактов, мысленные шараханья, подражание событийному и эмоциональному, интеллектуальный снобизм. Гигантизм и гипертрофирование ментальной парадигмы, со множеством неологизмов и деформацией языка, зачастую с пренебрежением пунктуацией. Здесь и Фрейд, блуждающий в умах, и Босх с метафорами человеческой алчности, и экстремизм, и пупковедение, и ипохондрия, и страсти-мордасти. Как со всем этим «вжиться»? В «Лекциях о зарубежной литературе», Владимир Набоков дал подробное изложение хода событий в «Улиссе», вживание для студенческой среды, может подойти и для любого читателя. «Сдал «Сопромат» - можно жениться», - своеобразная присказка у студентов технического вуза. Что делать, тем, кто прочитает «Улисс» до конца, не ясно. Даже предположить не могу, и в голову никак не идет. Подвох на интеллектуальном плане может показаться сложнее как для технаря, так и для гуманитария. Образование здесь не поможет, якорь внимания, который опускается в пространство мыслетворчества Джойса поднимает слишком мутное облако головоломок... Только не подумайте, что я занимался критикой «Улисса», отнюдь, отнюдь. Повседневная жизнь человека в основном имеет разную ступень притупленности и невнимательности, которая прерывается сном. Здесь необходимо еще раз обратиться к Юнгу: «Бытие мира состоит из раз и навсегда заведенной повседневности, шутовской пляски, увлекающей людей на часы, месяцы, недели» («Монолог «Улисса»). «Улисс» это, как раз, та самая шутовская пляска повседневности, только возведенная в квадрат. В квадрат геометрический. В начале нашего рассказа, задавшись вопросом — можно ли отыскать черную точку на черном квадрате, мы предложили прочесть «Улисс». Откуда такая связь? У Джойса главное число мироздания — это четверка, и это неспроста, «Улисс» - это авторский взгляд на мир повседневности, и это сообщение автора являет грустную картину. Юнг писал, что «Улисс» заслуживает звание наиболее патологичного явления во всем искусстве модернизма. Он «кубистичен» в самом глубоком смысле, поскольку лишает реальности наиболее сложную картину действительности, делая основным тоном произведения меланхолию абстрактной объективности. И здесь форма значительно глубже по смыслу, чем содержание. Подходит ли для нашего случая микроскоп, чтобы разыскать ту самую черную точку на черном квадрате? Не думаю. Картина в целом говорит сама за себя.

Второй день оттепель, снег раскис, дороги развезло, скользко на тротуарах. В этом и состоит нынешняя русская зима средней полосы - то мороз, то вьюга, то хляби под ногами. К этому привыкаешь, как привыкаешь ко всему, кроме, разве что, к зубной боли, или ежедневной гречке на обед. Природный цикл неминуем, как неминуема пауза между словами, или точка в конце предложения. Одна фаза сменяет другую, вначале идут козыри, потом одни шестерки, или семерки. И здесь главное успеть отдуплиться, то есть занять дупло. Свое дупло, а не чужое, что немаловажно. Белки это хорошо знают, поэтому и спешат. Люди же, по сравнению с белками, вообще не торопятся, поскольку интуитивно догадываются, что спешка не нужна. От слова совсем. Корабль идет, океан рукоплещет, тучи набегают и развеиваются, приливы и отливы следуют, Луна в соединении, Марс в оппозиции. Электрики и сантехники ныне самые востребованные профессии, еще токаря, водители, охранники и айтишники. И здесь своя философия, ибо мы живем в такое, прямо скажем, непростое время, где за стеной читают Ницше, наверху вопит ребенок, а на улице тявкает собака. Каждый притягивает внимание к себе и к окружающим. А это делать вообще не следует, ибо внимание должно быть направлено внутрь, а не во вне... Но все же, чем отличается постмодерн от классицизма? А тем, что внутренний монолог и поток сознания уже не одно и то же, и краткость мгновения это почти целая жизнь, а точка - это экскурс в начало, а не банальное завершение сказанного. Не все с этим согласятся, но, на то оно и многообразие мнений. Однако, осень, переходящая в зиму.

Пару лет назад я никак не мог избавиться от привычки сочинять рифмой. Сочинительство рифмой (рифмоплетство), в отличие от сочинительства стихов имеет свои преимущества. Но об этих преимуществах я говорить здесь не стану. С течением времени рифмование строчек мне постепенно надоело и я занялся другими делами. И вдруг, после предновогодней поездку в Москву в декабре 2018г., я опять взялся за старое. Возможно, Москва впечатлила и захотелось высказаться как можно короче, возможно еще что-то... Ну, в общем строчки о Москве привожу чуть ниже. Москва хорошеет под Новый год, Вечером огни, гирлянды, елки, Гуляет по улицам народ, Открыты катки и горки. Круги по Манежной — один, другой, Нулевой километр России, Звезда на гранитной мостовой, Приятные экскурсии. Снег кружится мягко и мороз Не удивляет в целом, Градус веселья слегка подрос, На память фото «Кэнон». В бронзе история, на коне Маршал Георгий Жуков, Башня кремлевская в вышине, Новогодний набор слухов. Красная площадь в зимнем наряде, Карусели и Дед Мороз, Точно в старом советском детсаде Чудеса наступают всерьез. Не парады и демонстрации, С пением гимна и лозунгами «За мир!», Новогодние иллюстрации, Европу мы точно затмим! Здесь можно желание загадать, Обозревая полмира, И мыслью закинуть желание в гладь Незримого нам эфира. Эпицентр ожидания чуда, Погружение без остатка, В чем секрет новогоднего блюда? Для меня до сих пор загадка. Финальный аккорд — бой курантов, Время стремится к новому кругу, Чтобы немного согреться я готов На 3-й Ямской исполнить фугу. Москва перед Новым годом прекрасна! В мире есть очень много прекрасных мест. Скажем в Италии. Самое прекрасное место на юге Италии - остров Капри. Мне довелось провести там несколько дней и полюбоваться тамошними красотами. Расслабляет. И вспоминается, что Владимир Ильич дважды приезжал на Капри вправлять мозги ученикам рабочей партийной школы,. Те никак не могли усвоить базовых основ марксизма, тянуло к красоте... У меня от Капри остались приятные воспоминания и (конечно же) рифмованные строчки. Капри. Поверхность рыбьих зеркал Сегодня, как и вчера, Ветер замер или совсем пропал И так до вечера. Яхты бороздят пространство Вокруг клочка суши, Мы проникаем в царство, Где перманируют души. Не обремененные ничем, Ну, разве только идеей общего братства, Их не интересуют вопросы: где? и почём? И степень вашего итальянства. Родственники императора Тиберия Сохраняют привязанность к этому острову, Что здесь происходило на самом деле я Понятия не имею, перейдем к апострофу. Слова, если поставить их в ряд, Окажутся не настолько крепки, И только камни долго хранят Чьи-то отпечатки и слепки. Наверху руины, внизу море, Лихие времена сменялись Временами относительного застоя, Но, человек иногда стремился и ввысь… На Монте Соларо многолюдно, Прекрасные виды окрест, В ресторане наверху дежурное блюдо, Его необходимо съесть. Финикийская лестница Креативна до сих пор, Мелькают бронзовые лица, Опоздавшие куда-то несутся во весь опор. Взгляд останавливается И замирает – перед нами Везувий, Если не знать, чем заняться, Наступает время для долгих раздумий. Геометрия горизонта – дуга, И в плоскости ума и на самом деле Земля шарообразна и кругла, Надеюсь, что вы не очень вспотели? Бегая туда и сюда По лестницам и улочкам Капри, Ведь вся эта чехарда, Имеет свое значение, не так ли? Марина Пиккола, Марина Гранде, Фуникулёр, andante, Вилла Акселя Мюнте, На подошвах остатки грунта. Может, вернемся сюда, как знать? Набережная, теплоход, берег… Горький, не надо было давать На революцию денег.